С приближением холодов в Киеве наступает тяжелый период для тех, кто живет без крыши над головой. Получить горячую еду и одежду, помыться или поспать в тепле можно в социальном приюте. Но такое место в столице всего одно — на улице Суздальской — и рассчитано на 150 койко-мест, в то время как бездомных в Киеве, по приблизительным подсчетам, около 20 тысяч.
Есть благотворительные организации, некоторые церкви и монастыри, которые безвозмездно раздают нуждающимся горячую еду и теплую одежду. Но даже с этой помощью на улице приходится совсем несладко.
О том, как выживают те, у кого нет ни дома, ни денег, мы поговорили с бывшим бездомным. По просьбе собеседника его имя не указывается.
Самый настоящий бомж
Я попал на улицу, когда мне было 15 лет, в 2003 году. Мама с братом выгнали из дома на неделю – в воспитательных целях, а в итоге я спал в подъездах и на чердаках три года. Получил воспаление легких, подружился с наркоманами, побывал в четырех реабилитационных центрах, зато научился выживать в самых непригодных условиях. Теперь, наверное, любому киевскому бомжу могу провести инструктаж.
«Ты всегда всем мешаешь»
В начале 2000-х мой брат занимался политикой, баллотировался в Киевраду. А я был просто подростком — панковал, курил травку, прогуливал школу. В общем, мои «криминальные» выходки пришлись семье не по вкусу, и я оказался на улице. По началу, было не страшно. Пару недель жил у друзей-приятелей, иногда мне помогала бабушка – у нее можно было постирать вещи, поесть. Но когда спустя месяц домой меня так и не пустили, друзья быстро закончились, бабушку тревожить было неловко. И я стал самым настоящим бомжом.
Ночевал я, где придется. Вообще, когда живешь на улице, постоянно думаешь только о трех базовых вещах – где поесть, помыться и поспать. Далеко не всегда получается выполнить все три пункта в один день. Так что если сегодня удавалось поесть — неплохо, послезавтра найти место для ночлега – хорошо, а через три дня помыться – вообще супер.
...когда живешь на улице, постоянно думаешь только о трех базовых вещах – где поесть, помыться и поспать. Далеко не всегда получается выполнить все три пункта в один день.
В начале 2000 никаких ночлежек в Киеве не было. Да и сейчас их, в общем-то, нет (единственный приют для бездомных работает на улице Суздальской 4/6. Провести там можно не более суток – помыться, получить медицинскую помощь, горячую еду и теплые вещи. Приют рассчитан на 150 койко-мест – прим. авт.)
Иногда кто-то из знакомых говорил: «Эй, друг, можешь остаться в моем парадном или на чердаке, там открыто». И это было большое везение. Потому что ночевать в тепле, когда живешь на улице — роскошь. Но оставаться долго в одном и том же месте было невозможно. Ты всегда всем мешаешь.
Однажды я заснул в каморке вахтера в доме моего школьного приятеля на Оболони — там работали батареи, было сухо. А когда проснулся, обнаружил, что кто-то забил мне выход досками снаружи. Чтобы я там больше не спал. В другой раз я нашел открытый чердак в доме на Подоле. Чтобы пробраться туда, нужно было пролезть в небольшое отверстие – дырку в потолке. Возвращаюсь я как-то «домой» вечером, а эту дырку кто-то смазал солидолом.
Чтобы пробраться на чердак, нужно было пролезть в небольшое отверстие – дырку в потолке. Возвращаюсь я как-то «домой» вечером, а эту дырку кто-то смазал солидолом.
Я просыпался в подвалах, на сыром полу, накрытый грязными ковриками для ног, которые собирал по подъезду, если везло, и был зол на весь мир. В режиме выживания ты не думаешь о том, что правильно, а что нет. Не критикуешь какие-то ситуации. Я страдал очень, но не мог отрефлексировать собственные переживания.
Единственное, что тогда сохраняло во мне человека – музыка. Плеер всегда был со мной.
Наркотики можно было купить в аптеке
Второе, о чем постоянно болела голова – где бы найти поесть. Способы были разные — и легальные, и не очень. Помню, в те годы бездомных кормили на бывшем радиозаводе в СК «Восход». В определенные дни горячую еду раздавали в некоторых церквях и монастырях. Например, в Киево-Печерской Лавре.
Если находились силы, можно было заработать денег на еду, раздавая листовки или вынося мусор из супермаркета. Ну а бывало, я просто воровал из магазинов какой-нибудь товар и продавал его в переходе за копейки. Заработанные деньги тратил на еду или наркотики. Последние были нужны, чтобы ни о чем лишнем не думать.
В 2003 году в Киеве наркотики можно было купить в обыкновенной аптеке за гроши. Это правда. Проезд на метро стоил 50 копеек, а одна таблетка трамадола (сильнодействующий опиоидный анальгетик, воздействующий на ЦНС и вызывающий чувство эйфории – прим. авт.) — гривну. На одном Подоле было целых три аптеки, где без особых вопросов продавали наркотики. Достаточно было протянуть в окошко деньги и сказать кодовую фразу – «мне три» или «мне пять» (имелось в виду количество таблеток – прим. авт.). Тут же фармацевт протягивала стаканчик с водой, чтобы ты выпил таблетки прямо на не отходя от кассы.
Проезд на метро стоил 50 копеек, а одна таблетка трамадола — гривну.
Спустя столько лет мне бы очень хотелось посмотреть в глаза тем тетенькам в белых халатах, которые детям продавали наркотики. Это был целый огромный бизнес. В аптеки по утрам завозили десятки коробок с трамадолом. А к обеду их уже не было.
Работал по 20 часов в сутки
В промежутках между уличной жизнью брат предлагал мне походить в реабилитационные центры – тоже в воспитательных целях. Всего их было четыре: «12 шагов» и «Марьин дом» в Киеве, ребцентр в Чернигове и «Дом» в селе Биевцы (Полтавская область). Наркоманом я себя не считал, но соглашался на помощь, потому что без крыши над головой жить было невыносимо. Когда тебе близкие люди долго говорят: ты плохой, стань хорошим, и мы тебе поможем – ты веришь и становишься.
Когда тебе близкие люди долго говорят: ты плохой, стань хорошим, и мы тебе поможем – ты веришь и становишься.
Из первых двух ребцентров – «12 шагов» и того, что был в Чернигове — меня через пару недель посещений выгнали за прогулы и плохие отношения с администрацией. А вот в «Доме» в селе Биевцы я провел почти год. Зависимости там лечили трудотерапией – все пациенты обязательно работали не меньше восьми часов в день. За еду помогали местным в селе по хозяйству, на огородах, убирали за скотиной. Даже если казалось, что работы нет, она находилась. Например, перед тобой могли высыпать мешок с гречкой и заставить весь день ее перебирать. Или предложить зубной щеткой чистить плитку на кухне.
...перед тобой могли высыпать мешок с гречкой и заставить весь день ее перебирать. Или предложить зубной щеткой чистить плитку на кухне.
В «Доме» был целый свод правил и штрафная система за их неисполнение. Нельзя было ругаться матом, отдыхать в неположенный час, не выполнять указания старших по дому. За нарушение правил наказывали часами работы. Так можно было остаться без отдыха, на который и так полагалось пару часов в день, или даже без сна. Я, кстати, за свой «длинный язык» работал и по 20 часов в день.
«Наркоман, сейчас сдохнет»
Хуже всего, конечно, жить на улице зимой. Помню, в один год было особенно холодно, а я ходил в демисезонной куртке. Мне было 16 или 17 лет. Заболел воспалением легких. Я тогда жил в подвале на Радужном, где собирались наркоманы. В одну ночь проснулся и почувствовал, что у меня такая температура, даже подняться не могу. Еле дошел до автобуса, доехал к бабушке. Она завернула меня в мокрое покрывало и вызвала такси до больницы. Приезжаю, а меня там принимать не хотят. Говорят: «Наркоман, сейчас сдохнет, не хотим брать».
А я действительно был похож на наркомана – долго не спал, весь зеленый. Я говорю: «Я сдохну у вас прямо здесь и сейчас». Приняли.
Чаще люди к бездомным брезгливы или просто равнодушны – это обычное дело. Когда ты не моешься неделями, щеки впадают от недоедания, а под глазами черные круги, естественно, тебя будут избегать. Хотя мне встречались и участливые люди.
Однажды, например, я пришел в поликлинику к своему педиатру. Говорю – мне негде жить, положите меня в больницу, пожалуйста, хотя бы ненадолго. Я тогда снова простудился сильно, еле на ногах стоял. Врач на меня смотрит, говорит – надо в соцслужбы обращаться. А я ей – меня брат убьет. Она почему-то сжалилась, отправила меня в больницу. Медсестры кровь на анализы из вены пытались взять, а ничего не выходило. Спрашивают – парень, ты воду вообще пьешь, ешь что-нибудь, у тебя кровь очень густая. А я был просто счастлив, что хоть какое-то время смогу пожить, не выживая.
Помогать — это хорошо
В 18 мне удалось выбраться с улицы. Я просто встретил девушку и понял, что больше так не хочу жить. Но такое случается далеко не со всеми.
Я помогаю бездомным, чем могу. Покупаю еду, денег подкидываю или просто разговариваю. Потому что понимаю их. Ведь понимает лучше тот, кто прошел этот путь.
Например, есть на Подоле у меня знакомый бомж Юра. Бывший учитель музыки, ему 56 лет. Когда-то он уехал из Питера в Киев к своей возлюбленной, а потом банальная история – обманули с квартирой, начал пить. Он замкнутый, угрюмый, с ним никто не общается. А я говорил с ним на равных, спрашивал о жизни. И Юре это очень помогло психологически. Он даже начал говорить, что хочет бросить пить.
Другого знакомого бомжа с Лукьяновки – тоже Юру – я пытался пристроить в «Марьину школу», это реабилитационный центр, где я сам получал поддержку.
Сейчас у меня все хорошо – занимаюсь музыкой, организовываю вечеринки, устраиваю концерты...
Сейчас у меня все хорошо – занимаюсь музыкой, организовываю вечеринки, устраиваю концерты, у меня в Киеве несколько точек продажи товаров из Индии. Я для этого прошел долгий путь. Единственное, что осталось от улицы — когда нужно о чем-то попросить кого-то, мне сразу становится плохо. Даже по мелочам. Например, в гостях за столом спрашивают – тебе положить поесть еще что-нибудь? В этот момент меня сразу накрывает. Я встаю и ухожу.
В 18 лет наш герой встретил в реабилитационном центре девушку, и влюбился. У них завязались отношения, он нашел работу, какое-то время раздал листовки, а потом устроился на полноценную работу.
Читайте также «На дне: бездомная о воровстве, колонии, жизни под елкой и мечтах о лучшей жизни».
