Леонид Красницкий

Я в Киеве

НК:Когда вы возвращаетесь в Киев из зарубежной поездки, что вы чувствуете – радость или досаду?

Ужас!

НК: Почему?

А вы что, никогда не возвращались?

НК:  Ну, только один раз — в 1991-м, вместе со своим классом, после «коммерческой поездки» в Польшу, поэтому...

Поэтому вы так носитесь с нашим задрипанным городишком? (общий смех) Ну а что? Все начинается... С чего начинается Родина? Со шмона в твоем рюкзаке. Потом таксисты - «а скока, а что, а где?». Все как в Каире. Дороги не знают, цена — с потолка, счетчики не стоят, а если и стоят, то почему-то показывают, что протяженность моста Патона — 25 километров. Ну а дальше — еще веселее...

НК:  А в какой момент и где вы наконец говорите себе «фууууф, ну вот я и дома»?

В Нью-Йорке! (общий смех) На Манхэттене. Правильно Вуди Аллен говорит, что если ты на Манхэттене, то не нужно никуда оттуда съезжать. Потому что если что-то в мире появляется, на Манхэттене это тоже обязательно будет.

НК: Так, тогда мой следующий вопрос - «Вам нравится, как меняется Киев со временем?» - задавать, наверное, не стоит?

Нет, ну это философский вопрос. «Меняется», большое дело... Что-то нравится, что-то не нравится. А вообще, Киев и раньше-то был забитой провинцией, а теперь это провинция с претензиями на нечто. И это нечто не выдерживает никакой критики — ни жесткой, ни ласковой. «Такое»...

НК: Как вам рекрнструированный Андреевский спуск?

Точно так же, как и нереконструированный! А что в нем изменилось? Ну, покрасили дома, ну, лампочки повкручивали.

НК: Ну подождите, как «ничего не изменилось»? Одним нравится: клаааасс, аккуратнее стало, ну и в каблуках теперь можно ходить, например. Другие ругаются: очковтирательство это все, развалины завесили ширмами, все дома раскрасили в стандартный поносный цвет...

Ну подождите, это же не на века...

НК: …и «дух улицы убили», и т.п.

Ну это те, кто страдает по «духу улицы» с кучей мусора во дворах — там еще сортиры стояли, крысы бегали табунами. В общем, я никакого кошмара не вижу. Ну, надо что-то решать с теми домами, которые затянуты тряпочками с нарисованными фасадами. У них же хозяева есть, у этих домов?

НК: Ну хозяева, наверное, дожидаются, когда они наконец упадут, и там можно будет что-то построить.

Это долго ждать надо — они строились неплохо в свое время. А в остальном — подождите, еще будет «дух»: облупится эта краска, разлезется мостовая, и достаточно быстро — ее же не инопланетяне выкладывали. Вернется «дух», причем вскорости!

НК: Кстати, а Валерий Винарский на свое место уже вернулся?

Конечно. Плюет людям в спины. Вздорный старикашка! Если кто-то не хочет слушать его вот это вот, он в спину расскажет, что и ноги у тебя кривые, и мама твоя то-то, и дети, и т.д.

НК: Чего ожидаете от проекта постройки арт-центра на месте разрушенных зданий и фабрики «Юность»?

Меня интересуют только фасады, то, как они будут выглядеть. А что там будет внутри — мне абсолютно все равно. Ну, потому что что бы там ни было, это будет хорошо и уместно. Что, разве ресторан — плохо? Пусть будет ресторан. Гостиница? Пусть гостиница. Галереи какие-то? Пусть будут. Все это в любом случае лучше, чем пустырь. Ну а вообще, это же капитализм. Поверьте мне (у меня какое-то задрипанное экономическое образование имеется), капитал просто так деньги тратить не будет. Он захочет их отбить. Поэтому там будет что-то такое, чтобы вам понравилось, чтобы выманить у вас 20 копеек и вернуть награбленное. Все там будет хорошо, не переживайте.

НК: Ваше мнение по поводу скульптур на Пейзажной аллее?

А это скульптуры? Микеланджело, Роден — это да, это скульптуры. А это — такэ...

НК: Т.е. вам Пейзажка больше нравилась «до того, как»?

Да нет, ради Бога, они не противные. «Ярковато, но красиво» - помните, как Остап Бендер красил «Антилопу»? Детишкам нравится, пусть будет, ничего против не имею.

НК: Вы считаете Киев европейским городом, а киевлян — европейцами?

Карту Европы видели? Там есть Киев.

НК: Ваши любимые места в Киеве?

Что-нибудь на Печерске, эдак в районе Липок в хорошую погоду.

НК: Какую самую крупную покупку вы сделали в Киеве за последнее время?

А я здесь стараюсь ничего не покупать... А! Билеты до Токио. (общий смех) Нет, ну правда, что тут можно покупать?

НК: Ну не знаю, квартиру... 

У меня есть.

НК: Нет, ну другую квартиру — чтобы сдавать!

Ну у меня, наверное, и другая есть. (общий смех)

НК: Как должен выглядеть нищий, чтобы вы дали ему денег?

Даже не знаю. Как Марлен Дитрих? Ну не верю я во все это...

НК: Т.е. вы не подаете?

Не-а. Ну послушайте, это все выдумки! Любой человек может найти возможность заработать, даже бездомный — было бы желание.

НК: Кого в Киеве больше — модников или гопников?

Где вы брали эти вопросы? Ни те, ни другие не являются моей целевой аудиторией, поэтому сколько тех или других — я не приглядывался.

НК: У вас есть любимые киевские заведения — кафе, рестораны, в которых вы часто бываете?

Есть такие, в которых бываю, но не могу сказать, что они — мои любимые. Ну, приходится там бывать, а что делать — других-то нету. И к тому же они мне не платят, чтобы я их рекламировал.

НК: Куда в Киеве вы повели бы друзей? Кроме как к себе в гости.

В музей бы я их повел! (общий смех)

НК: Хорошо, значит, рекламируем музей. А вот такой вопрос: одни говорят, что Киев — душевный и толерантный город, другие — что жесткий. А по-вашему?

Та он ни рыба ни мясо. И, по-моему, всегда таким был. Он не патриотичный, как Львов, и не депрессивный, как некоторые другие. Он Киев.

НК: Где в Киеве вам не комфортно находиться?

Где мне некомфортно, там я и не нахожусь.

НК: Ну, может, приходится?

Нет, нет. Я уже взрослый мальчик, мне «приходится» уже не влазит.

НК: Вы можете отличить киевлянина от жителя другого города?

Возможно!

НК: По каким признакам?

По спортивным штанам и барсетке, кулькам вместо сумки. Ну и если при этом некоторые открывают рот и оттуда начинают выскакивать жабы...

НК: На последнем пункте вы меня, думаю, уже подловили. Штаны-то у меня вельветовые.

У меня тоже. Мы сегодня оба одинаково небрежны. Так вот, спортивная одежда — для спорта! Моя бабушка говорила, что и кожаную одежду не надо носить, потому что ее носят комиссары.

НК: Кстати, ваша бабушка в Киеве жила? Вы коренной киевлянин?

Еще какой. И бабушка, и прабабушка, и прапрабабушка, и что-то там дальше, я уже не помню. Мама помнит, потому что она обегает в поминальные дни все эти заброшенные кладбища. В общем, бабушка моя лежит рядом с Лесей Украинкой и родителями Булгакова — надо еще что-то рассказывать?

НК: А как относитесь к противопоставлению/противостоянию «коренные/понаехавшие»?

Да никак не отношусь. Есть же разные «коренные» - есть такие, что висели бы они на столбах вниз ногами. Есть и разные «понаехавшие». Что ж так огульно-то? Тех, кто вот так разделяет, в Нюрнберге однажды повесили, между нами говоря.

НК: У вас есть какие-нибудь городские фобии?

Я здесь родился, все тут знаю, чем вы меня здесь напугаете?

НК: Ну не знаю... оказаться одному на Троещине в три часа ночи — нет?

Я в детстве жил на улице Полицейской (Ивана Федорова), и меня выгуливали в Полицейском парке — не знаю, как там он сейчас называется. Так вот, однажды я там засунул голову в решетку. А обратно — как-то нет. И вот я четко помню, что чувствовал себя абсолютно комфортно — это все остальные там носились, как флаг на бане, вызывали участкового, который доблестно раздвигал эти прутья, чтобы достать мою голову. Даже это не стало моей фобией, мне это даже понравилось: внимание, публика. Мне приходилось бывать в местах, которые считаются жутко опасными, ну там Гватемала, Камбоджа, какие-то дикие места Пекина, ну или где там еще мы лазили — так вот, мне казалось, что самое страшное там — это мы. Так что нет, нету у меня городских фобий.

НК: Где в Киеве удобнее всего напиваться?

В хорошей компании.

Об авторе

Леонид Красницкий, хранитель коллекции и создатель «Музея одной улицы».