Первомайская демонстрация 1986 года в Киеве
Ольга Навроцкая, дизайнер одежды
Вспомнила свои велветовые штанишки, в которых прилетела с бабушкой и сестрой из Киева в Краснодар... В эвакуацию. Штанишки пришлось сжечь, так же как и плащ, и платок и туфли. "Фонило". Сильно. Родители остались в Киеве. Рассказывали потом, что в городе было очень тихо летом 86-ого и они почти отвыкли от детского смеха. Представляете - огромный город без детей...
Тогда ни я, ни сестра, ни все те, кому сейчас за 30, не понимали, что переживали наши родители. С каким страхом смотрели в будущее... Прошло 30 лет, оно наступило и новые родители боятся за своих детей.
Страшная годовщина, не единственная в нашей стране. А так хочется для нее покоя.
Яна Мойсеенкова, главный редактор журнала «Фокус»
О взрыве на Чернобыльской АЭС я узнала из кухонных перешептываний родителей за закрытой дверью. Я поняла, что сестра какой-то сотрудницы по их конструкторскому бюро пришла из Припяти. Частично пешком, частично на случайных попутках, за ночь, с двумя детьми. Так говорили. Город закрывали, но кто-то сказал им бежать и они бежали. Мне было велено закрыть окна, никуда не ходить и побольше читать. Кстати, правило "побольше читать" потом всегда помогало в кризисных ситуациях.
Не смотря на "пятерки", я была не очень послушным ребенком, поэтому в школу я выдвинулась, как только родители потеряли бдительность. Мобильных не было, часто не было и стационарных телефонов, проверить местонахождение было сложно. Помню, это был вторник - традиционный день сбора совета дружины (специальное мероприятие, где выскочки собирались с наивными и пытались изменить школьную жизнь типа к лучшему). Школа была закрыта, поскольку уже объявили досрочные каникулы, но совет дружины собирался всегда, везде и по малейшему поводу. Я долго ломилась в школу, из-за двери вахтер умоляла меня немедленно вернуться домой, принять душ, вымыть голову, намочить одежду. И побольше читать, - добавляла я от себя.
Мама давала мне красное вино. Кагор. Столовую ложку каждый вечер. Считалось, что вино выводит радионуклиды. Лимонад "Буратино" мне нравился больше.
Какой-то главврач по радио настоятельно рекомендовал раз в день поить детей аптечным йодом – капля йода на полстакана воды. Сотни тысяч мам беспрекословно выполняли это указание, ежедневно вливая в детей годовую норму йода. Так были загублены сотни тысяч детских щитовидок.
Эвакуация школьников началась в 20-х числах мая. Из моих окон видна соседняя школа, ее учеников увозили раньше. Я стояла у окна и смотрела как вереницы детей в парадной школьной форме с красными галстуками, с родителями и чемоданами, с разных сторон, как муравьи, стекаются к школьному стадиону, где уже выстроился десяток автобусов. А потом смотрела, как одинокие родители, многие рыдая и опираясь друг на друга, возвращались домой. Без детей и без чемоданов.
Когда мы собирали мой чемодан, мама вдруг посадила меня и сказала поразившие слова. "Может так случится, что мы никогда больше не увидимся". Если это произойдет… и дальше несколько вариантов моего поведения. Она говорила это так, что мне казалось будто слова слетают прямо с небес. Спокойно и доброжелательно. Светло. Я сразу поняла, что ничего не случится. А еще поняла, что она очень сильный, разумный и надежный человек. И я тоже должна стать такой. А еще узнала историю своей семьи, разбросанной минимум по трем республикам СССР. И Отче Наш я тоже узнала тогда. Это был очень важный день в моей жизни.
Мы - 4А - ехали в плацкартном вагоне. Было весело и совсем не страшно. Поезд в основном шел без остановок. А когда останавливался, вагон не открывали, нас не выпускали. Местное население знало, что везут эвакуированных детей, они приносили к поездам еду. Одно из самых сильных детских воспоминаний. Яркое солнце, уже почти лето. Поезд трогается, мы машем руками в открытые окна, а много-много чужих плачущих женщин тычут нам в руки пирожки. Чужих детей не было и это лишало страха.
Нас принял лагерь Ворошиловоградской области. Сейчас там, мягко говоря, неспокойно, поскольку область эта теперь Луганская. Многим местным детям запрещали ходить к нам. Но они все равно тайком прибегали. От них я и узнала, что мы все зараженные и с высочайшей степенью вероятности скоро умрем.
С мамой мы встретились через 3 месяца. Радиотранслятор вдруг на весь лагерь прокричал: Вниманию отряда номер четыре. Яна Мойсеенкова, тебя ожидает мама. Я неслась со всех ног. Пыльная полулесная дорога. Никого вокруг. И только моя высокая, стройная, рыжеволосая мама в красивом синем платье. В лучах заходящего солнца. Стоит и смотрит на меня своими васильковыми глазами. Так мы и разговаривали первые минут пять - взглядами. Сцена в стилистике Михалкова.
Вернулись домой в сентябре 1986 года. Вышла на балкон и обомлела – на месте реденькой березовой рощицы стояли три беленькие 16-ти этажки. Дома для чернобыльцев и припятцев построили прибалты. Тогда же мощно застроились Оболонь, Троещина и Харьковский – там до сих много переселенцев и их потомков.
Мама говорит, что лето 86-го киевляне провели в страшноватом фантастическом кино. Жара и вообще нет детей. За все лето она так и не увидела ни одного ребенка. Пустые улицы и бесконечная стирка одежды, в которой ты туда выходил. Переписка с детьми - вот что было основной темой разговоров в их конструкторском бюро. Бюро, где немножко работали на коммунальное хозяйство, немножко на космос, немножко еще на что-то, возможно, атомное. В Советском союзе ты далеко не всегда знал, на что на самом деле работаешь.
Алексей Филановский, маркетинг-директор Prom.ua
Посмотрел свои записи за прошлые годы, и понял, что каждый год писал что-то о Чернобыле. Действительно, это событие, которое продолжает держать даже тридцать лет спустя.
В мире не осталось больше первомайских демонстраций, "вражеских голосов" через глушилки, странных звонков из Америки "что у вас случилось - ничего не случилось", самодельных дозиметров от знакомых знакомых из каких-то институтов, тотального государственного вранья и "секретности".
Но каждый год, 26 апреля, я словно проваливаюсь в тот мир. В зеленый Киев, сокращенный учебный год, походный лагерь на вокзале, около которого я тогда жил. В мир со странными изотопами и нуклидами, пугавшими людей. В мир, где заграница была мифом о загробной жизни. В мир, где Динамо выигрывало еврокубок.
30 лет способны вытереть из памяти чуть ли не все происходившее. Но Чернобыль сделал часть воспоминаний нестираемыми.
И в том числе благодаря Чернобылю, я сейчас понимаю, каким ужасным был тот мир, несмотря на все его детское очарование.
Виталий Чепинога, народный депутат
А ми в кінці квітня 1986 року, на Черкащині, після уроків, тягали на гору з лугу скати з трактора "Бєларусь" і Т-150, щоб спалити їх у ніч на "майські"... Хтось розповів, що під Києвом щось зірвалося, але на те ніхто особливої уваги не звернув... Зірвалося, то й зірвалося...
Найстрашніші трагедії людства приходять доволі буденно. Страшні вони лише потім уже - контекстно, з "бекграунду"...
…І впала з неба велика зірка. І горіла вона мов світильник. І впала з неба на третю частину річок. Ім'я цієї зірки - полин, чорнобиль... (Одкровення Іоанна Богослова. 8;10)...
Пом’янемо...
Илья Бучельников, диджей
в этот день тридцать лет назад я шел из школы, тепло, весна, уроки закончились… красота. и тут чувачок постарше вдруг сообщает, что его батю среди ночи сорвали на работу, потому что атомная станция в Чернобыле взорвалась. я услышал только насчет "взорвалась" и сразу уточнил:
- это тебе Голос Америки сообщил?
- та не! говорю же, батю среди ночи на работу вызвали!
батя егойный работал в обкоме партии. Чернигов.
поверил в новость я только спустя день-два, когда уже вариантов не поверить не было. а вы говорите, как они там верят в хунту, снегирей и т.д. совок с кгб свое дело знают.
