Они сами подтрунивают над своей неразлучностью, называясь "Маркомери" или "Меримарком". Банально было бы говорить, что эти люди молоды душой, главное, что рядом с ними перестаёшь быть взрослым и проникаешься их бесконечной любознательностью.
"Мне всегда хотелось чему-то учиться и чем-то делиться, почти все знакомые когда-то получали от меня список обязательной к прочтению литературы, написанный вручную", – признаётся Марк.
Марк родился в 1934 в Киеве, Мэри – годом раньше в Харькове. С детских фотографий смотрят строгие, без тени улыбки, глаза.
Восемьдесят лет назад, в предвоенные годы оба были куда серьёзнее и взрослее, чем сейчас. Марк выучился на кораблестроителя, Мэри – на механика по кузнечно-прессовому оборудованию.
Познакомились Марк и Мэри в 1959 году, когда работали инженерами в Отделе нестандартного оборудования одного проектного института. "Мы сошлись на почве интереса к искусству", – объясняет Марк.
Ещё на первом курсе техникума в 1951 году по заданию преподавателя истории Судостроительного техникума он всё лето провёл в публичной библиотеке, изучая русское искусство XIX века.
Конспекты книг по архитектуре, изобразительному искусству, музыке, уместились в толстую тетрадку, при виде которой преподаватель ужаснулся усердию студента и не пустил его на исторический кружок. "В то лето я перелистал клавиры всех доступных опер, читая слова, а музыку я хорошо помнил – классику крутили по радио по 10 часов в сутки", – вспоминает Марк.
Всё, чем Бирбраеры занимались до пенсии, они называют двойной жизнью. До пяти вечера шесть дней в неделю трудились в институте, а потом бежали в библиотеку, филармонию или театр.
В то время не так просто было попасть на концерты, нужны были знакомства. Легендарная киевская личность – Нетта Марковна – снабжала половину отдела филармоническими билетами, Лидия Андреевна Пелькина, с которой Марк и Мэри познакомились в студии при Русском музее, оформила им документы искусствоведов-общественников, по которым можно было посещать все музеи СССР бесплатно и даже заглядывать в фонды.
"Мы много путешествовали, Марк весь Союз объездил, я – его европейскую часть", – рассказывает Мэри. "Это потому что я сам ввязывался во все командировки, – парирует Марк. – Большое впечатление на меня произвели кавказские республики, очень понравилась Армения".
Впечатлений и знакомств было так много, что по приезде из Армении Марк написал 52 письма. Способность знакомиться у него и сейчас феноменальная, при этом он сам не прикладывает специальных усилий.
"Иногда я путешествовала без него, когда наши отпуски не совпадали, и тогда ничего особенного не происходило, – уверяет Мэри. – Самые интересные поездки с ним, потому что моментально вокруг него образуется какая-то необыкновенная среда, он чем-то притягивает людей".
Их квартира на Лукьяновке полна артефактов встреч – фигурки и портреты, фотографии и книги друзей с их автографами. Здесь они живут уже сорок лет. Всё забито книгами, полотняные шкафы вынесены на открытый балкон.
Над кроватью Марка четыре портрета его матери в разном возрасте. "Её звали Роза Марковна, Бирбраер – фамилия отца, обычная фамилия: Пивоваров в переводе на русский", – улыбается он.
В 1990 годы оба активно изучали иврит, читали Тору на древнееврейском, а идиш Марк знал с детства. Как-то они поехали на полтора месяца в Израиль, экскурсиями не пользовались, предпочитали неформальное общение с местными.
В начале 1990-х были первые поездки в дальнее зарубежье, душными автобусами и без заграничных паспортов. В 1991 году Марк уехал из СССР в Нью-Йорк на пять месяцев, а вернулся уже в страну с другим названием.
"Я очень спокойно отнёсся к переменам, – уверяет Марк. – Не волновался из-за политических событий, переживал, что Мэри со мной нет – она не смогла выехать. Писал ей письма, а они не доходили. Мне было так плохо без неё, не с кем поговорить, не с кем поделиться".
Мэри тоже сокрушается, что пропали шесть из двадцати писем, "самые первые, самые интересные". Из Америки Марк привез полчемодана разных книг по творчеству Марка Шагала – любимого на тот момент художника Мэри.
В США Марк один-два раза в неделю ходил в музеи. В Метрополитен-музей вход стоил 25 центов. Он приходил туда так часто, что собрал всю коллекцию значков-пропусков, цвет которых менялся каждый день.
Свой годовой абонемент в Нью-Йоркский музей современного искусства одолжил американский друг, а в другие арт-институции Марк мог попроситься, объясняя, что не хватает денег на билет, и почти всегда пускали.
В свои 82 года пара предпочитает пешие прогулки поездкам, хоть и признаётся, что с каждым годом они даются всё сложнее.
Но расслабляться нельзя: когда они возвращаются домой с разных культурных мероприятий, от станции метро "Лукьяновка" уже не ходят маршрутки, приходится добираться пешком. Кроме того, Бирбраеры часто передвигаются вниз по ступенькам эскалатора, когда спешат.
Режим Марка сложно назвать здоровым – ложится он в 4-5 часов утра. "Я ни о чём не мечтаю перед сном, просто сваливаюсь, – виновато оправдывается. – Наверное, это влияет на здоровье, но иначе как всё успеть?"
На ручке шкафа подвешен календарь с планами на месяц. Практически каждый день Бирбраеры куда-то приглашены, когда дома – смотрят телеканал mezzo, балеты Михаила Барышникова, слушают интервью с Андреем Кураевым, готовятся к собственным выступлениям. Мэри Либина в прошлом году прочла четыре лекции о Роберте Фальке в "Мастер Классе", в позапрошлом – цикл о Марке Шагале в театральной студии. Несколько из них выложены на YouTube.
"Я ревную Мэри к тому, чем она сейчас занимается и из-за чего не идёт ко мне, – признаётся Марк. – Люблю, когда она рядом, чтобы мы сразу могли обсудить увиденное, меня это вдохновляет. Когда что-то интересное вычитаю, срываюсь с места и бегу к ней, чтобы поскорее рассказать".
Вкусы друг друга Бирбраеры знают назубок. Когда спрашиваешь Марка о его эстетических привязанностях, отвечает Мэри – и наоборот. "Когда мне попадается новый альбом, я просматриваю и прошу: покажи, какие работы мне больше всего понравились, и она в точности угадывает".
Со стороны может показаться, что Бирбраеры коллекционируют любые эстетические впечатления, но это не совсем так – они довольно избирательны.
По-настоящему ненасытными Марк и Мэри были в 1960-е годы, когда к нам хлынули переводы западноевропейской и американской литературы, тогда же Марк занялся самиздатом. Впятером с друзьями купили в складчину пишущую машинку, на ней Марк печатал сборники поэзии Цветаевой, Ахматовой, Гумилёва, Пастернака и других нерекомендованных авторов. Потом сам делал переплёт и дарил знакомым.
"Ну что за вопрос, почему я этим занимался? – возмущается он. – Ты же не будешь спрашивать футбольного болельщика, почему он любит футбол".
В этом царстве искусствоведческих книг и конструктивистских рисунков друзей-шестидесятников особо трогательно смотрится коллекция деревянных ложек. Её Марк собрал во время путешествий. "Я приходил в универмаг любого города и просил: покажите ложки. Они же недорогие, по рублю были, поэтому нанести ущерб семейному бюджету моё увлечение никак не могло".
В 1967 году Марк привёз из Карпат треугольный столик ("не прямоугольный, как все, а маленький и удобный"), на нём гости до сих пор пьют чай. "Иногда так привязываешься к вещам, что не можешь расстаться", – говорит Марк. Так же в их квартире появилась тяжёлая настольная лампа с чугунным низом – её Марк нашёл в Гаграх, а потом вёз через всю Грузию.
История Марка и Мери – это не только история о большой любви длиною в жизнь, но ещё и пример того, как полноценно вести культурную жизнь и строить творческие планы после 80-ти.
Да, Марк всё чаще ворчит, что коллекционирует болезни, а не предметы искусства, но сложно найти более увлечённых зрителей и слушателей, чем Бирбраеры. "Мы обладаем хорошим, наверное, качеством – оставляем на пороге зрелищного учреждения весь свой опыт, знания и переживания, – резюмируют они. – Заходим туда чистенькими и свеженькими, как огурчики".
Источник: Украинская правда. Жизнь
