Еврейская история Киева, которая насчитывает не меньше 10 веков, полна самых разнообразных моментов — здесь образовалась и процветала одна из крупнейших еврейских общин Украины, которая финансировала многие градостроительные проекты, здесь же произошли крупнейшие погромы и трагедия Бабьего Яра. В Киеве и его окрестностях родились или же просто жили и делали карьеру многие меценаты, политики, люди науки и искусства — от знаменитого сахаропромышленника и филантропа Лазаря Бродского и первой женщины на посту премьер-министра Израиля Голды Меир до писателя Ильи Эренбурга, который впервые начал говорить о Холокосте, и одного из главных организаторов сталинских репрессий Лазаря Кагановича, из-за которого несколько десятков миллионов людей, в том числе и евреев, были замучены до смерти в застенках, умерли во время Голодомора или были сосланы в лагеря. Немного о еврейской истории Киева и том, какие знаменитые люди родились на территории современной Киевской области.
Киевское письмо
Отправной точкой в официальной истории евреев Киева стало так называемое Киевское письмо — адресованное всем еврейским общинам мира прошение собрать деньги на выкуп купца Яакова бар Хануки из долговой ямы. Письмо было составлено примерно в 930 году и в нем описывались причины попадания несчастного в следующие условия: долг Яаков бар Хануки отдавал за убитого брата, но необходимой суммы в 100 дирхемов ни у него, ни у киевской еврейской общины не было, и было принято решение обратиться ко всему еврейскому миру.
Киевское письмо
Но, очевидно, евреи жили на киевских землях и до написания этого письма. Вполне возможно, что главным их поселением было урочище Козары, которое упоминалось в Ипатьевской летописи за 945 год, и также известно, что в 986 году к князю Владимиру приезжали евреи из Хазарского каганата, надеясь убедить его обратить Русь в иудаизм (по всей вероятности, какая-то община для старта этого религиозного «проекта» там уже была).
В древней истории Киева есть еще несколько отсылок к иудаизму. Так, одного из легендарных основателей города звали Хорив, но так же иногда называли и гору Синай, на которой Моисей получил заповеди. В трактате «Об управлении Империей» (около 948 года) Киев и его крепость обозначили как Самватас — что очень похоже на название упомянутой в еврейской литературе Субботней реки Самбатион, протекающей на краю земли в стране потерянных десяти Израильских колен.
Годы изгнаний и процветания
Во времена татаро-монгольского ига евреям — как, впрочем, и большинству населения города — пришлось очень непросто. Со временем город был занят литовскими князьями (и многие пленные евреи были увезены в Крым), и с середины XIV века сведений о жизни евреев в городе практически нет — разве что в документах XV века есть небольшие упоминания о киевских евреях, которые занимались сбором податей и владели солидным имуществом. Когда в 1495 году евреев изгоняли из Литвы, эта волна задела и евреев Киева, но уже в 1503 году указ об изгнании был отменен.
Синагога Бродского в Киеве, открыта 24 августа 1898 года
Впрочем, через век история повторилась — в 1619 году по ходатайству купцов-христианам евреям запретили оставаться в Киеве более, чем на один день, да и то жить они могли лишь в «городском доме». Только вот имущества у евреев никто не отбирал — и поэтому делами они управляли практически дистанционно. В целом после того, как Киев перешел под власть московского царя, мало что улучшилось. Так продолжалось вплоть до конца XVIII века, когда обстоятельства изменились и еврейская община снова начала набирать вес, став за полтора столетия одной из самых процветающих и крупных в Европе.
Ювелирный дом Маршака
Хотя фамилия Маршак ассоциируется в первую очередь с детскими стихами, герой этой истории был не литератором, а преуспевающим ювелиром, который создал свой собственный ювелирный дом, ставшим международным.
Иосиф Маршак (1854 – 1918) родился в селе Игнатовка и был старшим из шести детей. Когда будущему основателю ювелирного дома было 14 лет, он отправился в Киев и устроился учеником в ювелирную мастерскую, а через пару лет сдал профессиональные экзамены и получил право заниматься ремеслом уже независимо.
Не заставив себя долго ждать, Иосиф открыл свою собственную мастерскую на Подоле и первое время работал там один, а через год перебрался на Крещатик и смог расширить дело, взяв подмастерье и учеников.
Поначалу Маршак только производил украшения и реализовывал их через магазины других мастеров и торговцев. За следующие 10 лет он существенно расширил свое дело, набрал новых мастеров, наработал авторитет в своем деле, побывал на выставках ювелирного искусства в Германии и Франции и внедрил новые подходы в своем производстве. В частности, выполнение операций в гравировке, которые требовали предельной аккуратности и концентрации он первым стал поручать мастерам-женщинам.
Постепенно мастерская Маршака переросла в фабрику, а фабрика очень быстро начала осваивать новые горизонты — сначала изделия продавались в Киеве, Полтаве, Харькове и Тбилиси, а со временем также в Москве, Петербурге и Варшаве, крупные магазины которых были главными заказчиками киевского ювелира.
Помимо этого, продукцию Маршака высоко оценивали на профильных выставках — в 1893 году в Чикаго, а также в 1894 году в Антверпене его работы были отмечены дипломом и медалью (после будет еще очень много других наград). Через время Маршак добавил к ювелирному делу еще и часовое, выкупив часовую торговлю у швейцарца (у которого сначала снимал, а потом и купил помещение с цехами), а затем открыл ремесленную школу.
Фото со страницы бренда в Facebook
Иосиф Маршак был одним из главных конкурентов ювелира Петера Фаберже, его даже стали называть «Киевским Картье». Его изделия — уже не только украшения, но и сервизы, часы и прочие дорогие произведения ювелирного искусства — преподносились в подарок не просто обеспеченным людям, представителям дворянства и купечества, но и императорской семье.
У Иосифа Маршака было 8 детей и множество учеников, и поэтому дело его жизни продолжилось — но уже на других землях. Когда основатель ювелирного дома Marchak умер в возрасте 64 лет от рака, он оставил завещание, по которому его состояние распределялось между детьми, а часть денег — 1 миллион рублей — отдавались на благотворительность и поддержку работников его фабрики.
К сожалению, из-за революции многое из его последней воли реализовать не удалось, но ювелирный дом выжил. Сын Иосифа Александр открыл салон в Париже, где вполне успешно создавал продолжал дело отца, а после Второй мировой войны ювелир дома Жак Верже открыл для Marchak Америку и Марокко. Пережив многие сложности и даже закрытие, в апреле 2005 года салон Marchak снова «переродился» в Париже.
Философ Шестов-Шварцман
Лев Шварцман (1866 – 1938) родился в Киеве в семье купца, который владел расположенным на Подоле «Товариществом мануфактур Исаак Шварцман» и торговал первоклассными тканями. Обеспеченный родитель, который обладал достаточно прогрессивными взглядами и широким кругозором, хотел, чтобы его дети продолжили его дело, но ни в коем случае не настаивал на этом. Когда Лев поступил на математический факультет Московского университета, затем перешел на юридический факультет Киевского университета, отец его поддержал. Но Шварцман так и не стал доктором права — его диссертация «О положении рабочего класса в России» была цензурирована и запрещена.
Лев Шварцман вернулся в Киев и стал заниматься делом отца, параллельно посвящая себя литературной и философской деятельности. В определенный момент стресс от совмещения двух разных жизней — творческой и деловой — сказался на нем настолько сильно, что он заработал себе нервное расстройство и был вынужден уехать заграницу лечиться. Но надолго там он остаться не смог — фактически, ему пришлось жить между Европой, где он писал, и Киевом, куда он ездил, чтобы поправить дела постаревшего отца.
С 1898 года Шварцман, который берет себе псевдоним Шестов, начинает публиковаться — именно тогда вышла его первая книга «Шекспир и его критик Брандес», а за ней последовали и другие работы, посвященные творчеству писателей, среди которых были Толстой, Чехов, Мережковский и Сологуб. Но главная работа Шестова появилась в 1905 году и стала настоящим философским манифестом, вызвавшим диаметральные оценки читателей — она называлась «Апофеоз беспочвенности (опыт адогматического мышления)». Он писал: «... вся моя задача состояла именно в том, чтоб раз навсегда избавиться от всякого рода начал и концов, с таким непонятным упорством навязываемых нам всевозможными основателями великих и не великих философских систем».
Шестов, который крайне скептичено относился к самодержавию, переворот в царской России не принял — Октябрьскую революцию он называл реакционной и деспотической. В 1920 году он с семьей переехал в Швейцарию и а с 1921 года стал жить во Франции. Его взгляды и мнения об устройстве мира и общества разделяли многие — кстати, Шестов принадлежал к элите западной мысли той эпохи и общался с Эдмундом Гуссерлем, Клодом Леви-Строссом, Максом Шелером, Мартином Хайдеггером, а также читал в Сорбонне лекции, многие из которых были посвящены Достоевскому, Толстому, а также русской философской мысли в целом.
Дело Бейлиса
Одним из самых громких судебных разбирательств — если не самым громким — в Российской империи стало дело киевского еврея Бейлиса, приказчика на кирпичном заводе, которого обвинили в ритуальном убийстве 12-летнего мальчика. Жертвой преступления 12 марта 1912 года оказался ученик приготовительного класса Киево-Софийского духовного училища Андрей Ющинский, а мотивом убийства служило якобы желание Бейлиса подготовиться к Пейсаху и добыть невинной христианской крови для мацы.
На самом деле Мендель Бейлис (1874 – 1934) хоть и родился в семье хасида, сам религиозным евреем не был и поддерживал дружеские отношения с христианами — в числе его близких знакомых даже был местный православный священник. Уже хотя бы поэтому заподозрить его в ритуальном убийстве было бы странно.
А еще судмедэкспертиза установила, что ранения на теле мальчика не способствовали обильному выделению крови наружу — а значит, были сделаны не для того, чтобы кровь собрать. А вот у по-видимому настоящей убийцы (но так и не получившей обвинения) Веры Чеберяк основания для умерщвления мальчика были — она, мать одного из друзей Андрея, держала воровской притон, и мальчик имел неосторожность угрожать своему другу тем, что расскажет другим о ее делах.
Это убийство послужило спусковым крючком для нового витка антисемитской кампании, которая разгорелась в Киеве, а затем и в Российской империи еще ярче.Несмотря на отсутствие доказательств, очевидную связь убийства с другим человеком, неприкрытый антисемитизм суда и явную сфабрикованность обвинения, подсудимого просидел в тюрьме два года, а судебные разбирательства продолжались не одну неделю. Все это спровоцировало волну возмущения интеллигенции, которая поддержала Бейлиса и выступила против инициации «кровавых наветов» — это движение даже вышло за пределы страны.
Выиграл дело знаменитый адвокат и защитник евреев Оскар Грузенберг (к слову, родившийся в Екатеринбурге).
После освобождения Бейлис эмигрировал сначала в Палестину, а затем перебрался в Штаты, где и написал книгу «История моих страданий» на идиш — на русский ее перевели только в 2005 году.
Гениальный пианист и «сын революции»
Владимир Горовиц (1903 – 1989) родился в Киеве в семье Самоила Иоахимовича Горовица, который владел фирмой по продаже электрического оборудования, и Софии Аароновны, которая была пианисткой. Именно мама и привила Владимиру (как и остальным своим детям) любовь к музыке. Сачала мама занималась с Владимиром сама, а в 1912 году он поступил в Киевскую консерваторию. Только диплома Горовиц так и не получил, потому что у него не было свидетельства об окончании гимназии. Впрочем, на уровень профессиональной образованности это никак не повлияло — Горовиц учился у первоклассных мастеров и был просто волшебно талантлив.
Свою карьеру Горовиц начал рано и в какой-то степени от отчаяния — после революции большевики лишили их семью всего (а впоследствии СССР забрал у некоторых из его родных и жизни), и подростку нужно было зарабатывать деньги. Чтобы прокормить себя и родных, Горовиц заканчивает учебу досрочно и начинает давать концерты.
Несмотря на то, что в те годы многим не за что было купить еду, а о билетах на музыкальные концерты и речи не было, выступления Горовица проходили с успехом — сначала в Харькове (дебютный концерт Горовица состоялся там в 1920 году) и Киеве, а потом и в остальных городах Украины и России. Он часто выступал со своей сестрой Региной, и они обладали настолько мощным музыкальным темпераментом и невероятной техникой, а также владели таким потрясающим объемом репертуара, что в одной из статей Луначарский даже назвал их «детьми революции».
Но Октябрьскую революцию Горовиц ненавидел и при первой реальной возможности, в 1925 году, перебрался в Берлин под предлогом обучения. Со временем он переехал в Швейцарию и, живя там, гастролировал по Европе с конца 20-х до середины 30-х, а также ездил с концертами в США. В Штатах он познакомился с Сергеем Рахманиновым и позже исполнял его произведения — да так, что сам композитор называл исполнение совершенными. Описать уровень популярности Горовица в Европе непросто — можно только отметить, что когда он давал концерт в Париже, публика в экстазе ломала кресла в зале и пришлось даже вызывать жандармов.
В 1939 году Горовиц эмигрировал в Штаты и вел активную концертную деятельность уже на новых землях. Когда началась война, великий пианист давал концерты в фонд обороны, принося ему миллионы (как бы поразительно это ни звучало) долларов, исполняя произведения в том числе и советских композиторов.
«Фортепианная игра состоит из здравого смысла, сердца и технических средств. Все должно быть развито в равной мере: без здравого смысла вы потерпите фиаско, без техники вы дилетант, без сердца — машина. Так что профессия таит в себе и опасности», — говорил Владимир Горовиц.
Несмотря на то, что Горовиц практически всегда был на пике славы, он никогда не шел на компромисс с качеством и не работал, когда чувствовал, что его силы на пределе. Так, еще живя в Европе, он на 3 года — с 1939 по 1939 — занимался восстановлением организма после тяжелой операции по удалению аппендицита и не выступал. «Думаю, что как художник я за эти вынужденные каникулы вырос. Во всяком случае в моей музыке я открыл много нового», — вспоминал он. В 1953–65 гг. он тоже сделал паузу из-за переутомления. Горовиц вернулся к концертной деятельности, выступив в 1965 году в Карнеги-холле — за билетами на его концерт в Нью-Йорке выстроилась такая невероятная очередь, что об этом даже говорили в новостях.
Но такие перерывы стали случаться все чаще и чаще. В 1969–74 годах Горовиц снова не выступал, но когда все же возвращался на сцену, гастролировал и участвовал в записях концертов с утроенной силой. Его последний концерт состоялся 21 июня 1986 года в Германии, а 5 ноября 1989 года у Горовица случился сердечный приступ, и гениальный виртуоз скончался.
Фазини-художник
Художник Срул Арьевич Файнзильберг, более известный как Сандро Фазини (1892 – 1942), родился в Киеве в семье мелкого банковского служащего и был старшим из четырех детей (а одним из его братьев был будущий знаменитый писатель Илья Ильф). Талант к рисованию у Сандро проявился в юные годы — отучившись немного в коммерческой гимназии, он к огромному разочарованию родителя ее бросил. Вместо этого Сандро пошел во Второе еврейское казенное художественное училище в Одессе — в городе у моря, куда его семья переехала, когда мальчику было чуть больше года.
Когда парню было 15, он уже стал публиковать свои иллюстрации в журнале, а с 18 лет сотрудничал с «Крокодилом» и делал иллюстрации для поэтических сборников. Оформившись как художник и выбрав для себя кубизм как основное направление, Фазини примыкает к Обществу независимых художников и в 1917-1919 годах активно участвует в их выставках.
Время тогда было непростое, тем более для творческой интеллигенции, но Фазини умудрялся быть своим при любых властях. Это был тот самый случай, когда личная позиция оказалась в тени творческой реализации — работы Фазини появлялись в сатирических журналах как белых, так красных, а также при германской и французской оккупации Одессы. А когда ко власти пришли большевики, Фазини рисовал агитплакаты в ЮгРОСТА. Так, в повести «Трава забвенья» Валентина Катаева говорится про «огромный щит-плакат под Матисса работы художника Фазини — два революционных матроса в брюках клеш с маузерами на боку на фоне темно-синего моря с утюгами броненосцев».
Испанская танцовщица. До 1916 г.
Но долго Фазини при новом режиме не прожил. В начале 1922 года он решил покинуть «страну рабочих и крестьян» и эмигрировал в Париж, где выставлялся как художник, творя в стилистике кубизма и сюрреализма, и фотограф. Одной из главных особенностей его творческого почерка стала съемка сверху вниз. Его фотоработы, подписанные Аl Fas., с завидной регулярностью появлялись в парижском еженедельнике. Выполняя заказы различных фирм, Сандро ездил по всей Европе.
Изначально Фазини собирался уехать в Штаты, и писал своему дяде, который уже там жил, следующее: «К сожалению, сейчас нельзя делать выбора, и выбирать Россию сейчас как поприще — значит выбрать смерть».
К сожалению, и Франция для него спасением не стала. Началась Вторая мировая, и 16 июля 1942 года Сандро Фазини и его жена попали в руки жандармов и были отправлены сначала в транзитный лагерь Дранси, а затем и в концлагерь Аушвиц. Там они и погибли в том же году.
Автор «Бубликов»
Яков Давыдов (1973 – 1940) родился в киевской еврейской семье, но о том, какое положение в обществе она занимала и какое образование ему дала, мы, увы, выяснить уже не сможем — этих данных не сохранилось.
Яков начал свою литературную деятельность в 1912 году, когда ему было уже почти 40. Он стал печататься в газете «Последние известия» и вплоть до Октябрьской революции публиковал свои сатирические фельетоны в Николаеве, Одессе и Киеве — как на русском, так и на украинском — под самыми разнообразными псевдонимами, среди которых были Жгут, Боцман Яков, Яків Отрута, Яків Боцман и Пчела.
Случилась Октябрьская революция, и Давыдов перебрался в Одессу, где очень быстро сдружился с Валентином Катаевым, Ильей Ильфом и Константином Паустовским, а также стал работать в пролетарских газетах, выпуская свои талантливые сатирические произведения.
Параллельно с публицистическими зарисовками, Ядов (в 20-х из всех псевдонимов он решил остановиться на этом) стал писать фельетоны для эстрадных артистов и слова для песен. В 1926 году, в самый разгар НЭПа, вместе с эстрадником-куплетистом Георгием Красавиным, который сочинял музыку, Яков Ядов написал стихи к легендарной песне «Бублики».
Вот как вспоминал историю создания этого произведения его композитор: «Приехав на гастроли в Одессу, я был поражен, что, пока я ехал с вокзала к Ядову на Сумскую улицу, всю дорогу меня сопровождали возгласы “купите бублики!” Мне захотелось иметь песенку с таким припевом. О своем желании я сказал Ядову и сыграл на скрипке, с которой обычно выступал, запавшую в память мелодию. Яков Петрович разразился обычным для него бурным смехом и сказал жене Ольге Петровне своим сиплым голосом: “Ставь самовар для артиста. А я буду печь бублики…” Полчаса стучала в соседней комнате машинка. В тот же вечер я с листа исполнял “Бублики” в «Гамбринусе. На следующий день Одесса запела ”Бублики“…»
Кроме «Бубликов» Ядов подарил аудитории еще множество «народных» шедевров — «Смейся, смейся громче всех...», «Лимончики» (ее исполнял Утесов), «Фонарики», а некоторые даже приписывают ему авторство «Мурки» и «Цыпленка жареного».
Некоторое время «анонимный» статус песен спасал Ядова от критики «коллег», но все тайное становится явным. За низкий литературный уровень писатели из РАПП активно его критиковали и даже призывали Ядова «ликвидировать». И они своего добились. После этого заявления у Ядова случилось кровоизлияние в мозг, затем его исключили из Литфонда. Через некоторое время Ядов умер.
Королева кинотранса
Элеонора Деренковская (1917 – 1961), более известная под псевдонимом Майя Дерен, стала одним из самых необычных и самобытных представителей американского артхауса. Она родилась в Киеве в семье психиатра, но когда ей было пять, семья (как и многие другие еврейские семьи в те времена) переселилась в США.
Деренковская отличалась невероятной силой характера, оригинальностью (в 40-х она даже выглядела, как хиппи, хотя они появились позже) и всегда тянулась к чему-то новому, непризнанному, но имеющую огромный потенциал. Она изучала литературу в Нью-Йоркском университете и Колледже Смита, но писательницей не стала. С начала 1940-х годов Деренковская была личным секретарем родоначальницы «черного танца», балерины и хореографа Кэтрин Данэм, и именно этот опыт вдохновил Майю на то, чтобы поближе познакомиться с миром африканских и гаитянских ритуалов вуду — позже, в 50-х она даже жила на Гаити.
В 1943 году Деренковская начала работать над производством фильмов — на это ее вдохновил второй муж, чешский авангардный фотохудожник и кинорежиссер Александр Хакеншмид, брак с которым продлился всего 3 года. Кстати, именно он и придумал Элеоноре псевдоним Майя — говорил, что так звали мать Будды.
«Я была поэтом, я всегда облекала в слова свои зрительные образы. Когда я занялась кино — это было как возвращение домой. Мне больше не нужно было переводить образы в слова, — вспоминала она. — Если бы я не была режиссером, я наверно была бы танцовщицей или певицей. Но кино — это чудесный танец. В кино я могу заставить мир танцевать».
Дерен творила под влиянием сюрреалистов и авангардистов (и амфетаминов, которые начала принимать еще в начале 40-х). В 1947 году ее картина «Полуденные сети» (1943) взяла гран-при Каннского кинофестиваля в категории «Лучший экспериментальный фильм». Но ее работы отличались от того, что хотела видеть публика — в них не было сюжета, только чувства, транс и оптические иллюзии — поэтому популярностью ни в США, ни в Европе она не пользовалась ни при жизни, ни после смерти. Майя Дерен сняла 8 фильмов, но не все они известны даже фанатам американского киноавангарда.
Майя Дерен умерла в 44 года от кровоизлияния в мозг, вызванного крайней степенью истощения и приемом наркотических веществ. Ее прах был развеян над горой Фудзи.
Лауреат премии ЮНЕСКО в области наук
Маркос Мошинский (1921 – 2009) родился к Киеве, но когда ему было 3 года, семья эмигрировала в подмандатную Палестину, а уже оттуда переехала в Мексику. Там бывший киевлянин учился и стал бакалавром в области физики Национального автономного университета Мексики (УНАМ), а затем защитил докторскую степень в Принстонском университете — там его руководителем был Нобелевский лауреат Юджин Вигнер, тоже еврей-эмигрант.
Главной темой своих исследований Мошинский выбрал ядерную физику, которая в те времена набирала невероятную популярность. В 1950-х годах он изучал ядерные реакции и структуру атомного ядра, сотрудничая с другими выдающимися физиками своего времени. Он закончил постдокторантуру в Институте Пуанкаре в Париже, но в Европе не остался и вернулся в Мехико.
Помимо проведения исследований в области ядерной физики, Маркос Мошинский писал научные книги и монографии (более 200), а также стал президентом Мексиканского физического общества. Несмотря на то, что открытий, достойных Нобелевской премии, Мошинский не сделал, без профессиональных наград он не остался — он стал лауреатом мексиканской Национальной премии по науке (1968), премии Луиса Элизондо (1971), премии Принца Астурийского (1988), премии ЮНЕСКО в области наук (1997), а также премии Юхимана да Плата (1997).
Физика не была единственным увлечением Мошинского — он также отлично разбирался в политике и даже вел еженедельную авторскую колонку на тему политических событий Мексики в газете Excelsior.
